– А теперь ступайте-ка все отсюда, – скомандовала Настена, – с душой у парня все в порядке, а я телом займусь – вон, зеленый весь, как лягушка, руками еле шевелит. Ступайте!
Все потянулись в двери, отец Михаил попробовал было поупираться, но Алена, похоже, даже не заметила его усилий. Все наконец вышли, только Юлька осталась стоять у стены с выражением на лице, более подходящим гладиатору, вышедшему на арену, чтобы победить или умереть.
– Ну чего набычилась? – обратилась Настена к дочери. – Не гоню же. Наоборот, ты лечить и будешь. Видишь: дружок твой силы все растратил, пустой почти.
– Так уж и мой…
– Ну не мой же? – Настена повернулась к Мишке. – Ты что натворил, дурень? Не мог мне сказать? Устроил тут тарарам.
– Не должно было быть тарарама, тетя Настена, куклу-то я сам сделал, только иглу у волхва взял, да и без иглы бы мог. Помнишь, ты объясняла, что наговор сам по себе ничего не лечит, надо, чтобы больной в него верил. Значит, и кукла сама по себе просто куча тряпок, но тетка Татьяна в нее верила, вот и подействовало.
– Умница ты, Михайла, молодец, верно догадался… А все равно дурак!
– Как это?
– Так это! Ты каким местом меня тогда слушал? Я с чего тогда начинала? Не с того, что больной верить должен, а с того, что лекарь должен верить и себя в нужное состояние привести.
– Я не верил, я знал.
– А разница-то? Знание – это просто самая сильная вера, вот и все. Ты знал, и тебе ничего с собой делать не надо было, Татьяна верила (не столько тебе, кстати, сколько кукле), потому у тебя все и вышло.
– А что же тогда со мной случилось?
– Вот! Об этом и речь! Ты что у Татьяны лечил?
– Я не лечил, я заклятие снимал!
– Ой, ну что мне с ним делать, Юлька? – Настена в деланом отчаянии всплеснула руками. – Такой ум – и такому дурню достался!
– Мама, он не понимает…
– Да вижу я, что не понимает. Заклятие, заклятие… Да нету никаких заклятий! Дурят вас: одних волхвы, других попы, а вы и уши развесили!
«Мать честная! Атеистка! В двенадцатом веке? Не может быть, потому что не может быть никогда!»
– Как это – нет? – Мишка все-таки решил уточнить. – А светлые боги?
– А светлые боги есть. И Христос твой тоже… Может быть. Как уж они там между собой… не наше дело. Но не дано смертным силой с богами равняться, и никакие заклятия тут не помогут. Чудеса – не от богов, чудеса – от ВЕРЫ. От одной и той же болезни: один амулетами гремит и у костра козлом скачет, другой на капище скотину безответную режет, третий перед иконами лбом в пол бьется. И помогает! Потому что верят, что поможет. Ты когда-нибудь слышал, чтобы от одной болезни три разных способа лечения было? Совсем разных, друг на друга непохожих?
– Нет.
– Правильно, лечат не амулеты, не жертвенная кровь, не иконы. Лечит ВЕРА – одинаковое лекарство для всех! Сегодня ты сотворил чудо, а родилось оно от Татьяниной веры и твоего знания, как дитя от жены и мужа. Так всегда: излечение от союза двух вер – лекаря и больного.
– Понимаю, матушка Настена. То есть нет, не понимаю: что же меня ударило-то?
– А этого мужикам понять и не дано. Придется тебе мне на слово… хм, поверить. Как бы тебе попроще… Знаешь, сколько силы надо, чтобы дитя выносить и родить? Нет, знать ты не можешь. Но догадываешься?
– Догадываюсь вроде бы.
– Догадывается он… Да больше ни на что другое столько сил не требуется! Иногда даже жизни лишаются!
– Ты хочешь сказать, что для восстановления этой способности?..
– Да! Неважно, хотел ты или не хотел, понимал или не понимал, чувствовал или не чувствовал, но ты Татьяне свою силу отдавал. Ты ВЕРИЛ. Не в заклятие волхва, конечно. Ты в себя верил, в то, что помочь можешь, и сам себя этой верой сжигал. Мог сдуру все отдать, сейчас отпевали бы. Нельзя мужикам в эти дела лезть, вы все умом понять норовите, а здесь чувствовать надо! Ладно, хватит болтать. Юля, давай качай в него силу, хочу посмотреть, как вы это делаете.
– Подождите! Матушка Настена, я еще спросить хочу. Почему у нас с Юлей не получилось ногу быстро вылечить? Демке-то мы помогли, а со мной не вышло…
– Юля, объясни ему.
– Мы Демке вовсе не рану лечили. У него тело устало со смертью бороться, силы кончились, а мы ему сил добавили, и все. А ты полон сил был, в полную бадью сколько воды ни лей – все мимо. Понял?
Мишка попытался сформулировать Юлькину мысль более просто:
– Тело лечится само, если хватает сил. Мы можем только их добавить, но не лечить. Так?
– Так, – подтвердила Юлька, но было непонятно: то ли Мишка действительно все правильно понял, то ли Юлька его просто успокаивала, как и любого больного. – Давай руки, где там жилка… Как ты тогда назвал?
– Пульс. Пульсация – это когда…
– Не говори ничего, я пойму…
Слияние. Ясность, бодрость, сила – энергия.
«Юленька, я тебя обидел, прости. Мне и так твой голос слышать радостно, не надо со мной, как с больным…»
Все это не словами – чувствами. В ответ: радость, удивление, кажется испуг, что-то еще, совсем непонятное, но светлое…
Легкость, тепло, сонливость… Откуда-то издалека голос Настены:
– Вот ты и выросла, доченька, уже больше меня умеешь. А он тебя в беде не бросит, теперь я уверена…
Все. Сон.
Проснулся Мишка, когда уже начало вечереть. Самочувствие было прекрасным, спросонья даже забыл о раненой ноге, но та о себе тут же напомнила, когда Мишка вознамерился вскочить с постели. Оделся и задумался. К Нинее конечно же ехать уже поздно, придется завтра с утра. Хотя с утра не выйдет: утром Лавр заберет Роську смотреть холопские семьи. Может, самому с ним поехать? Пока же надо навестить раненых ребят, тем более что вчера не получилось.