Бешеный Лис - Страница 16

– Анюта!!! – прервал Мишкины размышления крик деда. – Куда смотришь?! Каша подгорает!

– И так сожрете, не подавитесь! – зло огрызнулась мать и, резко поднявшись с бревна, на котором сидела рядом с Мишкой, пошагала куда-то в сторону кустов.

* * *

Седьмой день пути. От Княжьего погоста до Ратного, если по хорошей дороге да налегке, – полтора дня. Но сани тяжелые, лошади подустали, да и дорога… Никуда, кроме Ратного и Нинеиной веси, она не вела, значит, ездили по ней мало, а весеннее солнышко поторапливало: того и гляди, окажешься посреди леса в непролазной каше талого снега.

Кроме того, дед явно чего-то опасался. Игрушки в «Младшую стражу» как-то сразу переросли в совершенно серьезное дело: дед сам проверял по ночам посты, вытащил из саней копья – свое и Немого, – то и дело заставлял санный поезд останавливаться и вдвоем с Немым уезжал вперед, проверяя подозрительные места. Все ехали в кольчугах. Брони не хватило только Меркурию: четыре трофейных доспеха из скоморошьего фургона пришлось делить на пятерых – Роську и четырех музыкантов. Меркурий отговорился своей, уже ставшей привычной, фразой: «Ребяток жалко, я-то как-нибудь выкручусь».

То, что дед беспокоится не напрасно, вскоре подтвердилось весьма наглядным образом: на опушке леса обнаружились следы нескольких конных. Судя по следам, четверо верховых выехали к дороге, некоторое время постояли, а потом снова вернулись в чашу. Немой немного проехал по их следам и вернулся с неутешительной вестью: всадники повернули в сторону Ратного. Почему они двинулись не по дороге, оставалось только гадать, но ничего хорошего подобное обстоятельство не сулило.

«Шесть саней, восемь лошадей, двенадцать человек. Из двенадцати только пять вооружены, но трое из них – мальчишки. Расклад еще тот. Но как дед догадался?»

– Деда, ты как догадался, что за нами следят? – улучив подходящий момент, поинтересовался Мишка.

– Рожу одну знакомую на погосте заметил, и очень мне эта рожа не понравилась… – Дед поморщился, отчего его жуткий шрам шевельнулся, как живое существо, зрелище, даже для привычного к дедову уродству Мишки, оказалось жутковатым. – Вот что, Михайла, если что заметишь, сразу стреляй: своих здесь быть не может. Понял?

– Понял, деда. И сани в круг?

– Если успеем… нет, не успеем, даже не пробуй. Луки у них, скорее всего, будут слабые – лесные однодеревки. Из такого броню не всегда и пробьешь. Если что, ты сразу из саней вываливайся, прячься за поклажу и высовывайся осторожно, они в лицо метить будут.

– Из самострела можно и лежа стрелять, а им в полный рост стоять придется!

– Заряжать все равно стоя будешь, – охладил Мишкину уверенность дед, – и на один твой выстрел они десятком ответят, если не больше.

Сотник был серьезен и деловит. Очень серьезен. Его можно было понять: вдвоем с Немым (самострелы ребят он явно серьезной силой не считал) предстояло оборонять обоз от неизвестного количества врагов. Мишка все же решился спросить:

– Кто они?

– Родичи тетки Татьяны из Куньего городища.

– Что, до сих пор не простили?

– И не простят. Надо было мне туда с сотней наведаться, да не стал – все-таки родичи. – Дед снова поморщился. – А зря, видать…

– Деда, лишних бы в скомороший воз загнать, чтоб на виду не были… – внес конструктивное предложение Мишка.

– Уже загнал. Так ты посматривай. И своей головой соображай, мне некогда будет… старшина.

– Считай, что учеба началась – караван защищать будем!

– Тьфу! Все тебе шуточки! Посматривай, говорю!

«Кунье городище». Раньше дед такого и не упоминал, а остальные говорили: «Татьянина деревня». Если городище, то это поселение древнее. В таких славянские роды жили с тех времен, когда пришли на эти земли. Интересно: почему «Кунье»? Может быть, куница у них тотемным животным была? О ерунде думаете, сэр, есть вещи поважнее. Например, то, что лесные жители мастерски умеют устраивать засады. Странно, что они нам свои следы показали. Или специально хотели попугать?

Едет караван, а его выслеживают туземцы – натуральный вестерн, только вот кольтов и винчестеров нету. Даже кремниевого или фитильного самопала нет ни одного.

Как нас будут брать? Повалят дерево на дорогу? Незачем. Сани у нас тяжелые, а они верхом, догонят без проблем. Луки у них слабые. Да в лесу дальнобойный и не требуется, значит, постараются бить с близкого расстояния, а следовательно, наибольшая опасность там, где лес близко подходит к дороге».

Мишка набрал в грудь воздуха и крикнул:

– Роська!!! Подойди!!!

– Иду!!! – раздался ответ откуда-то из середины каравана.

Придерживать Рыжуху Мишка не стал, сани и так тянулись со скоростью пешехода. Роська подбежал, поддерживая руками слишком длинную для него кольчугу, плюхнулся рядом с Мишкой, посмотрел преданными глазами.

В Княжьем погосте его окрестили вместе с музыкантами. Роська, как выяснилось, и сам не знал, какого он вероисповедания. Возможно, в младенчестве и был окрещен, но родителей и дома своего не помнил. На ляшскую ладью, которую захватил в абордажном бою лихой купец Никифор, его продали, а до того продали еще раз или два, сам он сказать затруднялся.

Мишка, нахально глядя в глаза священнику, заявил, что желает по примеру первохристиан освободить своего раба, обращенного в истинную веру, а чтобы и памяти о рабстве не осталось, сменить ему имя. Символа веры Роська, естественно, не знал, но священник ради такого дела благосклонно не обращал внимания на то, что Мишка подсказывает своему крестнику нужные слова. Так и стал Роська Василием. На напутственные слова священника о том, что, не имея иной родни, должен раб Божий Василий почитать Михаила как отца родного, Роська отреагировал неожиданно бурно: разрыдался и кинулся Мишке в ноги. В принципе его можно было понять: обрести семью после всех приключений, которые ему довелось пережить… Мишка даже как-то иначе начал вспоминать Ходока, в сущности воспитавшего из Роськи вполне приличного парня, а не тупого холопа, но по-собачьи преданные глаза Роськи прямо-таки вгоняли его в краску.